Директор музея. Станислав Ткаченко

Вы здесь

Сегодня празднует юбилей директор музея изобразительных искусств Станислав Ткаченко

День юбилея директора Челябинского музея искусств – хороший повод подвести итоги работы музея, который за последние годы показывает рост во всём – в экспонировании, в уровне выставочных предметов, в идеях и даже в мерчендайзинге. Что немаловажно для продвижения искусства в массы.

Директор Челябинского музея изобразительных искусств Станислав Ткаченко отмечает юбилей. Корреспондент «МК-Челябинск» поговорил с ним о мечтах, искусстве и сегодняшней жизни музея.

– Станислав Олегович, как вы оценили ход времени?

– Мне кажется, я пришёл в музей вчера. А оказывается, что прошло уже семнадцать лет. У меня есть счастливая возможность находиться рядом с картинами, которые находятся вне времени. Более того, написавшие их художники, многие из которых были гениями, творили вне конкретного времени. Обычный же человек живёт по биологическим законам. Возраст существует и он складывается из некоторого опыта. В силу моей профессии я обязан помнить о прошлом, поскольку почти всё великое искусство было создано до нас. «Понятие "время" растяжимо, оно зависит от того, какого рода содержимым вы наполняете его», – сказал советский классик. С годами хочется более рационально использовать свою жизнь, чтобы не тратить время на суету.

– И на какую цель вы употребили бы отмеренное вам время?

– Я знаю, зачем я оказался в музее. Это моя главная цель и пока она кажется мне недостижимой. Главное, что нужно сделать для моего родного города Челябинска и для этого музея, которому скоро будет 85 лет, – построить новое современное здание музея. Иногда, когда я об этом говорю, то чувствую себя сумасшедшим. Иногда меня всё же слышат. Но всё-таки нужен результат.

– У вас в зале на пл.Революции не так много места и то, что есть, занято большими окнами.

– Новые выставочные стенды частично улучшили ситуацию, но всё равно, даже когда по залу идёт экскурсия всего в двадцать человек, здесь становится очень тесно. Музею стало тесно ещё в конце 70-х. Но мои надежды сейчас носят более метафизический характер. Жизнь произведений искусства больше наших жизней, они не поддаются временным измерениям. У картин свои отношения и с людьми, и с богом. Может быть, что-то хорошее и произойдёт. Сразу вспоминается цитата русских классиков: «В России надо жить долго». Хочется успеть сделать важное.

– Дигитализация сильно повлияла на визуальное искусство? Люди вообще ходят смотреть на живые картины?

– Это удивительно! Несмотря на то, что человек может в интернете «посетить Лувр» и на экране компьютера увеличить портрет Джоконды так, что будет виден кракелюр, люди всё равно приходят в музей. Людям нужно живое искусство. Мы всё время останавливаем посетителей, которые хотят потрогать картины. Это запрещено, но я понимаю их желание.

– А как возникает желание прийти в музей? От насмотренности? Или, наоборот, от визуального голода?

– Я не знаю. Недавно иду по выставке импрессионистов, вижу бабушку с внуком, они что-то ищут. Спрашиваю, чем помочь, а она отвечает, что ей нужны коровы. Ей подруга рассказала, что на выставке есть коровы. Тогда я рекомендовал ей картину Колесникова с волами, она говорит: «Какие же они красивые!». Искусство тем и прекрасно, что каждый находит в нём то, что захочет.

– Насколько вы контролирующий руководитель?

– Ещё Толстой говорил, что есть проблемы, не требующие вмешательства. Я могу быть резким, но, в целом, миролюбив. Я и кровавые фильмы не люблю. Поэтому, например, смена поколений в нашем музее прошла бескровным путём. Главный и единственный критерий, который я применяю и к сотрудникам и к себе – польза для музея. Можно обладать неприятным характером, но быть полезным.

– Ваши сотрудники иногда выглядят более неформально, чем ожидаешь от музейщика.

– Я, например, не всегда понимаю, почему у человека забинтована рука, пытаюсь его пожалеть, а, оказывается, он новую татуировку себе сделал. И что? Это как-то влияет на работу этого человека? Посягает на свободу его коллег? Нет. Я считаю, что чем больше разных людей, тем богаче общество, ярче и многограннее культурный продукт.

– А где вы берёте кадры?

– Я считаю, что если ты просишь не для себя, а для дела, бог тебе помогает. Главное, чётко сформулировать, прости меня, Господи (смотрит вверх), техническое задание. Я рад, что у нас появилась целая группа молодых ребят с искусствоведческим образованием, что очень ценно. У нас классный просветительский отдел, который возглавляет замечательная Виталина Силина. Самостоятельного выставочного отдела пока нет, он находится в структуре просветотдела, там работают два специалиста по экспозиционно-выставочной работе. Один из них, Женя Синицын, является художником-экспозиционером, на уровне России есть, может быть, десяток таких людей. Его очень любят дети, его мастер-классы проданы до конца следующего месяца. Девочки из учёта и хранения, помимо основной учетно-хранительской, занимаются научной работой, исследуют вещи, которые хранят, это очень важно. Они также проводят экскурсии, потому что обладают уникальным выставочным материалом.

– А реставраторы?

– Мы будем принимать в отдел реставрации людей до тех пор, пока все виды искусства не будут охвачены заботой реставратора. Это масляная, и темперная живопись, чугунное литьё и самая разнообразная скульптура. Много графики, декоративно-прикладного искусства – обо всём этом нужно заботиться. Сейчас у нас работают четыре реставратора и мы хотим взять ещё специалиста по скульптуре. Важно, что научную и реставрационную деятельность курирует один из самых опытных музейщиков, замдиректора по научной работе Юлия Львовна Алферова.

– А откуда у вас взялся новый музейный магазин?

– Наш отдел рекламы и связей с общественностью пока в процессе становления, но именно из этого отдела он появился на свет. Я много лет заблуждался, полагая, что музейные сувениры нужны только туристам. Мне открыл глаза Константин Пинаев, который живет в Лондоне. Он подсказал, что музейные сувениры обычно эксклюзивны, они малотиражные и всегда оригинальны. У нас покупают всё: стикеры, закладки, книги, платки, футболки. Благодаря этому коммерческому буму, я узнал слова «лонгслив» и «свитшот» (смеётся).

– У вас две площадки – картинная галерея на Труда и музей на площади Революции. Трудно работать «на два стула»?

– Конечно, было бы лучше, если бы обе площадки находились под одной крышей. В Екатеринбурге музей тоже разделён, как и московская Третьяковка. Это всегда создаёт проблемы, потому что невозможно дублировать специалистов. Сейчас на Труда идет ремонт и большая часть сотрудников находится на площади. Я получаю от этого удовольствие, не нужно говорить по телефону, можно пообщаться «вживую». Это важно.

– А о чём вы мечтаете, когда думаете о выставочной деятельности?

– Я очень хочу провести выставку авангарда. В нашей коллекции его почти нет и за всю историю музея мы его пока не привозили. Осенью у нас будет выставка «Амазонки русского искусства», где мы покажем работы женщин-художниц. Там будет и авангард – Ольга Розанова, Любовь Попова, Варвара Степанова, посмотрим на реакцию зрителя. Не пройдя через авангард, нельзя рассказывать об искусстве ХХ века.

Накануне юбилея, со Станиславом Олеговичем беседовал Максим Бодягин. Подробнее в статье "Московский Комсомолец - Урал"